Эмоции и бессознательное: как чувства управляют поведением человека

Введение

Как эмоции влияют на поведение? Почему в одних ситуациях мы проявляем осторожность, а в других — идём на риск? Почему решения рождаются не только из логики, но и из чувств? Сегодня всё больше исследований подтверждают: эмоции и поведение людей связаны куда теснее, чем принято думать.

Мы не столько Homo sapiens — «человек разумный», сколько Homo emotivus — «человек эмоциональный». Эмоции и принятие решений оказываются переплетены: чувства формируют фон, на котором разум строит свои доводы.

Ещё Фрейд говорил о том, что бессознательное выражает себя через аффекты. Современные нейробиологи добавляют: эмоциональные сигналы в теле — так называемые «соматические маркеры» — предвосхищают выбор задолго до того, как он становится осознанным. В итоге бессознательные чувства и эмоции управляют нашим поведением гораздо сильнее, чем нам кажется.

О философских основаниях этой идеи — в статье «Философия трудной проблемы сознания», где рассматривается, почему субъективное чувство и есть форма знания о себе.

В этой статье мы рассмотрим:

• как эмоции влияют на поведение человека и его решения;
• что психоанализ говорит о связи бессознательного и эмоций;
• почему разум питается чувствами, а не наоборот;
• и стоит ли заменить Homo sapiens на Homo emotivus.

Эмоции и принятие решений

Эмоции как фундамент мышления

Долгое время считалось, что разум и чувства противостоят друг другу. В XVIII веке мыслители Просвещения превозносили рациональность: человек представлялся существом, которое способно с холодной ясностью управлять собой и миром. Эмоции же уподоблялись шуму — они мешали рассуждать и считались чем-то низшим.

Ещё в XVII веке Декарт писал о «страстях души» как о силах, которые нужно обуздать разумом. Для Канта истинная моральность заключалась в следовании долгу и категорическому императиву — не в том, что мы чувствуем, а в том, что «разум велит». В литературе и искусстве господствовал идеал «благородного героя», умеющего сохранять самообладание в любых обстоятельствах. В целом эпоха мыслила именно так, хотя были и исключения: Дэвид Юм, например, подчёркивал, что разум — «раб страстей» и что именно эмоции задают направление человеческим действиям.

Не случайно именно в эту эпоху Линней назвал нас Homo sapiens — «человеком разумным». Вера в безграничную силу рассудка казалась естественной: разум виделся той силой, которая способна победить страсти и вывести человечество к свету знаний.

Со временем эта картина стала меняться. Уже в XX веке стало ясно: чувства — не досадная помеха рассудку, а его основа. Эмоции не отвлекают от мыслей, а делают их возможными.

Американский нейробиолог Жозеф Леду, исследуя механизмы страха, показал, что эмоциональная реакция в мозге запускается быстрее рациональной оценки: миндалевидное тело реагирует раньше, чем кора успевает «подумать». А португальско-американский невролог Антонио Дамасио ввёл понятие «соматических маркеров» — телесных сигналов, связанных с работой разных областей мозга, включая вентромедиальную префронтальную кору и островок. Эти маркеры незаметно направляют наш выбор ещё до того, как мы начинаем его объяснять словами.

Чувства не мешают разуму, а ведут его. Без них рассудок оказывается слепым: мысль теряет почву, если у неё нет эмоционального фундамента.

Когда чувство становится аргументом

Эмоции не только задают основу для мысли, но и сами становятся главным доводом. Психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски описали это как «аффективную эвристику»: мы склонны судить о вещах не по фактам, а по тому, какие чувства они у нас вызывают.

Если что-то нам приятно и вызывает доверие — мы считаем это менее рискованным и более выгодным. Если неприятно или тревожно — наоборот, воспринимаем как опасное и убыточное. Даже случайные факторы вроде хорошей погоды способны влиять на глобальные оценки: в солнечный день люди чаще сообщают, что довольны своей жизнью, чем в пасмурный.

С этим связаны и другие хорошо известные искажения мышления. Склонность к «желаемому мышлению» заставляет нас верить в то, что приятный исход более вероятен, чем он есть на самом деле. «Предвзятость подтверждения» работает схожим образом: мы охотнее замечаем и принимаем информацию, которая подтверждает наши эмоционально окрашенные убеждения, и игнорируем ту, что им противоречит. В итоге разум выступает не как независимый судья, а скорее как адвокат чувства — он лишь подбирает доводы в его пользу.

Но одного понимания того, что эмоции окрашивают наши оценки, недостаточно. Разные чувства не только влияют на восприятие, но и толкают к разным стратегиям поведения. Страх, радость или гнев действуют как внутренние указатели, направляющие нас к противоположным решениям.

Разные эмоции — разные решения

Аффективная эвристика объясняет общий принцип: мы склонны судить о вещах по тому, какое чувство они вызывают. Но сами эмоции действуют не одинаково. Каждая из них задаёт свой вектор поведения.

Американская психолог Дженнифер Лернер показала, что страх и гнев ведут к противоположным решениям. Страх делает будущее более мрачным и неопределённым: мы начинаем осторожничать, избегать риска, концентрироваться на возможных потерях. Гнев, напротив, окрашивает мир в яркие, почти оптимистические тона: человек становится увереннее, чаще недооценивает угрозы и готов рисковать там, где в спокойном состоянии был бы сдержаннее.

Таким образом, важна не только сама эмоциональная окраска, но и её конкретный оттенок. Одна и та же ситуация — выбор работы, отношения, политическая позиция — будет восприниматься по-разному, если внутри звучит страх или, наоборот, гнев.

Тело как советчик

Мы уже упоминали концепцию «соматических маркеров» Антонио Дамасио. Это телесные сигналы, которые незаметно участвуют в принятии решений. Мы редко задумываемся об этом, но тело реагирует раньше разума: сердце начинает биться чаще, ладони чуть потеют, мышцы напрягаются. Эти ощущения фиксируют опыт — прошлые выигрыши и потери, успехи и ошибки — и становятся подсказками в новых ситуациях.

Чтобы проверить эту идею, Дамасио вместе с коллегами разработал так называемую «айовскую карточную игру». Испытуемым предлагали выбирать карты из четырёх колод. Две колоды приносили быстрые выигрыши, но в долгосрочной перспективе приводили к большим потерям. Две другие давали скромные, но стабильные выигрыши.

Интересно то, что участники начинали физиологически реагировать — у них менялся пульс, усиливалось потоотделение — задолго до того, как они могли объяснить свой выбор словами. Их тела «знали» про невыгодные колоды раньше сознания. Только спустя десятки ходов люди осознавали правило и могли его сформулировать.

Этот опыт показывает: решения часто рождены не в логических рассуждениях, а в связке тела и эмоций. Когда мы говорим «чувствую нутром», это не фигура речи — это реальный механизм, который помогает нам ориентироваться в сложных и неопределённых ситуациях.

Потери ощущаются сильнее, чем выгоды

Когда мы говорили об аффективной эвристике, уже упоминались исследования Канемана и Тверски. Одно из самых известных их открытий — «аверсия к потерям».

Суть в том, что одинаковая по величине потеря воспринимается эмоционально сильнее, чем равная выгода. Потерять тысячу кажется более болезненным, чем найти такую же сумму радостным. Эта асимметрия глубоко влияет на решения: мы чаще избегаем риска потерять, чем идём на риск выиграть.

Нейробиологические исследования подтвердили это наблюдение. Миндалевидное тело активно включается, когда мы сталкиваемся с возможной потерей. Но работает не только оно: в процесс вовлечены и другие зоны, например стриатум и орбитофронтальная кора. В совокупности эта сеть словно сигнализирует: «осторожно, здесь опасность». При повреждении таких областей аверсия к потерям ослабевает, и человек начинает вести себя «безбольно» — принимает решения, игнорируя риски, которые в норме вызывали бы тревогу.

Таким образом, наши решения заведомо смещены в сторону избегания потерь. Это не ошибка рассудка, а работа эмоциональной системы, которая миллионы лет помогала нам выживать.

Мораль и политика: эмоции первичны

Аверсия к потерям показывает, как эмоции влияют на простые экономические решения. Но их роль не ограничивается финансами или повседневным выбором. Даже там, где, казалось бы, всё должно строиться на логике и принципах — в морали и политике, — чувства тоже идут впереди.

Социальный психолог Джонатан Хайдт сформулировал «модель социальной интуиции». Она показывает: наши моральные суждения и политические взгляды возникают прежде всего из эмоциональной реакции. Мы сначала чувствуем — «это неправильно» или «этот человек вызывает доверие», — а потом разум подключается, чтобы придумать объяснение.

В исследованиях моральных дилемм это особенно заметно. Люди склонны быстро и интуитивно отвергать одни варианты и принимать другие, а аргументы рождаются уже постфактум. То же самое видно и в политике: симпатия или неприязнь к кандидату определяет наше отношение к его идеям гораздо сильнее, чем их содержательная оценка.

Хайдт подчёркивал именно первичность эмоций. Однако важно добавить: тренировка критического мышления и осознанное усилие способны изменить картину. Там, где человек учится останавливаться и проверять доводы, рассудок может перехватывать инициативу. Но без такой практики эмоции по-прежнему остаются первыми.

С философской стороны этот феномен связан с вопросом субъективного опыта и тем, что называют «трудной проблемой сознания». Подробнее об этом — в моей статье «Философия трудной проблемы сознания».

Эмоции и бессознательное: психоаналитический взгляд

Фрейд: эмоции как язык бессознательного

В классическом психоанализе эмоции рассматривались не как случайные вспышки, а как главный посредник между сознанием и бессознательным. Фрейд проводил ключевое различие между представлением и аффектом. Представление — это образ или мысль, связанная с определённым содержанием: например, желание, фантазия, воспоминание. Аффект — это эмоциональная энергия, «заряд», который сопровождает это представление. Можно сказать, что Фрейд использовал слово аффект в значении эмоционального импульса — того, что сегодня мы назвали бы эмоцией

Когда неприемлемое желание или фантазия вытесняются, само представление исчезает из поля сознания. Однако связанный с ним аффект не может быть вытеснен. Он остаётся в психике и ищет выход: может сместиться на другое представление, превратиться в тревогу или обрести телесное выражение.

Таким образом, эмоции — это та форма, в которой бессознательное продолжает действовать, даже если мысль оказалась недопустимой. Мы не знаем, что вытеснили, но чувствуем аффект — тревогу, раздражение, возбуждение, симпатию. Эти эмоциональные состояния становятся активными сигналами, которые направляют наше поведение и решения, хотя источник остаётся скрытым.

Фрейд подчёркивал, что бессознательное «динамическое»: оно не просто хранит прошлый опыт, но воздействует на настоящую жизнь именно через эмоции. Там, где сознание говорит словами и логикой, бессознательное говорит чувствами. Поэтому эмоции в его теории — не побочный продукт психики, а основной канал, через который вытесненные желания возвращаются в жизнь и начинают управлять выбором.

Конечно, Фрейд мыслил в других терминах, а не в языке нейробиологии. Но параллель с идеей «соматических маркеров» позволяет увидеть, что оба подхода сходятся в одном: эмоциональные сигналы предвосхищают выбор и направляют его ещё до осознанного рассуждения.

Почему вытесненные эмоции возвращаются в виде тревоги или телесных симптомов — подробнее в «Травма в психоанализе»

Эмоции в развитии психики: от Кляйн до Винникотта и Биона

Мелани Кляйн считала, что именно аффективные переживания задают структуру психики ребёнка. В её модели младенец ещё не различает внешний и внутренний мир, но уже переживает мощные эмоции — любовь, зависть, ярость, тревогу. Эти чувства «прикрепляются» к образам объектов, прежде всего к материнской груди. Так возникает фундаментальное деление на «хорошие» и «плохие» объекты.

Эти переживания окрашены сильнейшими аффектами: тревогой преследования, страхом потери и завистью к «хорошему объекту». Именно такие эмоции, по Кляйн, задают структуру бессознательного и остаются активными в психике взрослого человека. Здесь эмоции выступают не как надстройка, а как основа психики: именно в них оформляется бессознательное отношение к миру, из которого позже вырастает способность мыслить и строить отношения.

Дональд Винникотт связал эмоции с качеством первых отношений ребёнка и формированием «я». Его понятие «достаточно хорошей матери» означает не идеальную заботу, а способность быть эмоционально доступной, выдерживать аффекты ребёнка и откликаться на них.

По сути, мать становится первым «эмоциональным контейнером»: она выдерживает за ребёнка то, что он сам пока не способен вынести. Благодаря этому ребёнок постепенно осваивает способность самому удерживать свои аффекты и превращать их в часть «я». Если же забота не отвечает на эмоции ребёнка, они переживаются как чуждые, невыносимые и вытесняются в бессознательное. Тогда аффекты продолжают воздействовать на психику в обход сознательного контроля.

Вильфред Бион рассматривал эмоции как исходный, «сырой» материал психической жизни. Он ввёл понятие «бета-элементов» — сырых, неоформленных эмоциональных переживаний. Эти элементы невозможно осмыслить напрямую: они слишком интенсивны, их трудно переносить. Поэтому психика стремится их «выбросить» наружу. Чтобы они стали частью мышления, нужен процесс «контейнирования». В детстве это обычно делает мать: принимает тревожный аффект ребёнка, перерабатывает его и возвращает уже в более усвоенной форме. Позднее эту функцию должна выполнять сама психика.

Результатом этого процесса является «альфа-функция» — способность преобразовывать аффекты в мысли. Если альфа-функция работает, эмоции становятся источником мышления. Если же нет — сырые аффекты остаются в бессознательном и влияют на поведение напрямую: через страхи, агрессию или психосоматику.

Для Биона сама способность мыслить возникает из эмоций: мысль — это не что иное, как аффект, который удалось «переварить». Если аффект не переработан, он разрушает психику; если переработан — становится началом мышления.

Этот процесс ранней эмоциональной перегрузки и формирования травматических следов я рассматриваю подробнее в статье «Травма в психоанализе»

Homo emotivus: человек эмоциональный

Почему разум питается эмоциями

Современные исследования подтверждают: эмоции создают фундамент для любых решений. Психоанализ добавляет к этому важный нюанс — в структуру этого эмоционального фона вплетено бессознательное. Оно окрашивает эмоции через аффекты, которые не исчезают при вытеснении, а возвращаются в новых формах. Так складывается мост от классического психоанализа к современному взгляду на природу разума

Когда человек говорит, что «чувствует нутром», это не просто фигура речи. Это диалог между сознанием и бессознательным: тело сигнализирует напряжением, тревогой или радостью, и именно эти сигналы становятся основой для выбора. 

О том, как бессознательные аффекты превращаются в систему внутренних запретов и моральных требований, подробнее в статье «Концепция сверх-Я»

Homo sapiens и Homo emotivus: конкуренты или союзники?

Homo sapiens — «человек разумный» — остаётся скорее культурным идеалом XVIII века. В реальности же мы существуем как Homo emotivus — «человек эмоциональный». Но эти две фигуры не противостоят друг другу. Человек остаётся существом разумным, однако его разум всегда питается эмоциями. Наши мысли — это рациональная форма, за которой стоят аффекты и бессознательные процессы.

С тем, как эмоции связаны с базовыми потребностями и мотивацией, можно познакомиться в эссе  «Мотивация и потребности личности».